— Какая же она француженка?! — закричал стрелочник, у которого все перевернулось вверх дном в голове.— Что вы, смеетесь? Марья она. Шляпку?.. Что вы такое говорите — шляпку! Она не знает, на какое место эту шляпку надевать. Она щи мне готовит!
— Щи и я тебе могу приготовить, но это не значит, что я тебе жена.
— Помилуйте, да ведь она в одной комнате со мной живет.
— Я с тобой тоже в одной комнате могу жить, но это не доказательство.
— Помилуйте, вы мужчина…
— Это мне и без тебя известно,— сказало начальство.
У стрелочника позеленело в глазах. Он полез в карман и вынул газету.
— Вот, извольте видеть, «Гудок»,— сказал он.
— Какой гудок? — спросило начальство.
— Газетка.
— Мне, друг, некогда сейчас газетки читать. Я их вечером обычно читаю,— сказало начальство,— ты говори короче, чего тебе надо, юный красавец?
— Вот написано в «Гудке»… разъяснение, что фактическим, мол, женам, которые проживают вместе с мужем и на его иждивении, выдаются бесплатные билеты… которые… наравне…
— Дружок,— мягко перебило начальство,— ты находишься в заблуждении. Ты, может быть, думаешь, что «Гудок» для меня закон. Голубчик, «Гудок» — не закон, это — газета для чтения, больше ничего. А в законе ничего насчет балерин не говорится.
— Так, стало быть, мне не будет билета? — спросил стрелочник.
— Не будет, голубчик,— ответило начальство.
Помолчали.
— До свидания,— сказал стрелочник.
— Прощай и раскайся в своем поведении! — крикнуло ему начальство вслед.
А «Гудок»-то все-таки закон, и стрелочник билет все-таки получит.
«Гудок», 14 июля 1926 г.
Два друга жили на станции. И до того дружили, что вошли в пословицу.
Про них говорили:
— Посмотрите, как живут Мервухин с Птоломеевым! Прямо как Полкан с Барбосом. Слезы льются, когда глядишь на их мозолистые лица.
Оба были помощниками начальника станции. И вот в один прекрасный день является Мервухин и объявляет Барбосу… то бишь Птоломееву, весть:
— Дорогой друг, поздравь! Меня прикрепили!
Когда друзья отрыдались, выяснились подробности. Мервухина выбрали председателем месткома, а Птоломеева — секретарем.
— Оценили Мервухина! — рыдал Мервухин счастливыми слезами.— И двенадцать целковых положили жалованья.
— А мне? — спросил новоиспеченный секретарь Птоломеев, переставая рыдать.
— А тебе, Жан, ничего,— пояснил предместкома,— па зэн копек, как говорят французы, тебе только почет.
— Довольно странно,— отозвался новоиспеченный секретарь, и тень легла на его профсоюзное лицо.
Друзья завертели месткомовскую машинку.
И вот однажды секретарь заявил председателю:
— Вот что, Ерофей. Ты, позволь тебе сказать по-дружески,— ты хоть и предместкома, а свинья.
— То есть?
— Очень просто. Я ведь тоже работаю.
— Ну и что?
— А то, что ты должен уделить мне некоторую часть из двенадцати целковых.
— Ты находишь? — суховато спросил Мервухин предместкома.— Ну, ладно, я тебе буду давать четыре рубля или, еще лучше, три.
— А почему не пять?
— Ну, ты спроси, почему не десять?!
— Ну, черт с тобой, жада-помада. Согласен.
Настал момент получения. Мервухин упрятал в бумажник двенадцать целковых и спросил Птоломеева:
— Ты чего стоишь возле меня?
— Три рубля, Ероша, хочу получить.
— Какие три? Ах, да, да, да… Видишь ли, друг, я тебе их как-нибудь потом дам — пятнадцатого числа или же в пятницу… А то, видишь ли, мне сейчас… самому нужно…
— Вот как? — сказал, ошеломленно улыбаясь, Птоломеев.— Так-то вы держите ваше слово, сэр?
— Я попрошу вас не учить меня.
— Бога ты боишься?
— Нет, не боюсь, его нету,— ответил Мервухин.
— Ну, это свинство с твоей стороны!
— Попрошу не оскорблять!
— Я не оскорбляю, а просто говорю, что так поступают только сволочи.
— Вот тебе святой крест,— сказал Мервухин,— я общему собранию пожалуюсь, что ты меня при исполнении служебных обязанностей…
— Какие же это служебные обязанности? Зажал у товарища три целковых…
— Попрошу оставить меня в покое, господин Птоломеев.
— Господа все в Париже, господин Мервухин.
— Ну, и ты туда поезжай!
— А ты, знаешь, куда поезжай?!
— Вот только скажи. Я на тебя протокол составлю, что ты в присутственном месте выражаешься…
— Ну, ладно же,— сказал багровый Птоломеев.— Я тебе это попомню!
— Попомни.
Был солнечный день, когда повернулось колесо судьбы. Вошел Птоломеев, и фуражка его горела, как пламя.
— Здравствуйте, дорогой товарищ Мервухин,— сказал зловещим голосом Птоломеев.
— Здравствуйте,— иронически сказал Мервухин.
— Привстать нужно, гражданин Мервухин, при входе начальника,— сказал Птоломеев.
— Хи-хи. Угорел? Какой ты мне начальник?
— А вот какой: приказом от сего числа назначен временно исполняющим обязанности начальника станции.
— Поздравляю…— растерянно сказал Мервухин и добавил: — Да, кстати, Жанчик, я тебе три рубля хотел отдать, да вот все забываю.
— Нет, мерси, зачем вам беспокоиться,— отозвался Птоломеев.— Кстати, о трех рублях. Потрудитесь сдать ваше дежурство и очистить станцию от своего присутствия. Я снимаю вас с должности.
— Ты шутишь?
— По инструкции шутить не полагается при исполнении служебных обязанностей. Плохо знаете службу, товарищ Мервухин. Попрошу вас встать!!
— Крест-то на тебе есть?